Геннадий Бортников (1939-2007) тот нечастый случай, когда театрального актера, в кино снимавшегося от случая к случаю, преследовала толпа восторженных поклонников.
Фаина Георгиевна Раневская увидев Бортникова в спектакле «Петербургские сновидения», где он играл Раскольникова, занесла в дневник:
«Гена должен забыть все: приятелей, знакомых, угощения, выпивки, Гена должен ходить в лес, смотреть на небо, на деревья. Именно в лес, а не в гости.
Гена должен рисовать, он это умеет делать, Гена обязан сейчас состариться на 1000 лет и вновь родиться — чтобы играть Раскольникова, нужно в себе умертвить обычного, земного, нужно стать над собой — нужно искать в себе Бога.
Гена должен в себе убить червяка тщеславия, он должен сказать себе — я ничего не сыграл еще, я плюю на успех, на вопли девочек и мальчиков — я должен прозреть. Я остался один на один с собой, с Родионом. Господи, помоги ему!
Я ничего не требую от Гены, потому что роль эта делается годами, но что я хочу от Гены?.. Гена хорош, но он как надо заживет, когда поймет каждой клеткою, что он делает, когда перестанет вспоминать и говорить текст, а начнет кровоточить сердцем»
Не знаю, когда прочитал Бортников эти слова: когда они были написаны, или когда их опубликовали?
Ясно одно, актер пытался следовать заветам Раневской. Но жизнь неслась стремглав, вступая в противоречия с требованиями аскезы и самонаблюдения.
Слава Бортникова приобрела масштабы такие, что редкая голова, а тем паче молодая, не закружилась бы.
Сначала рафинированный мальчик из московской семьи занимался живописью. Он поступил в художественное училище, совмещая учебу с работой художника в драматическом кружке.
В итоге драмкружок перевесил. В 1962 году Бортников закончил Школу — студию МХАТ, и сразу, на всю оставшуюся жизнь, влился в труппу Театра им. Моссовета.
Театр им. Моссовета, которым руководил Юрий Завадский, нуждался в молодых силах. Старые там были хоть куда: Марецкая, Плятт, Орлова, Раневская. Титаны, что говорить.
Вместе с Бортниковым пришли Валентина Талызина, Вадим Бероев, Олег Анофриев, Валерий Золотухин, Маргарита Терехова, Александр Леньков. Славная плеяда!
Ярче всех из молодых актеров стартанул Бортников.
Он дебютировал в спектакле по пьесе Виктора Розова «В дороге». Именно этот спектакль выбрали французы для «Фестиваля наций» в Париже и именно из-за Бортникова. Тонкий, пластичный, музыкальный юноша потряс не только театральную Москву. На «Фестивале наций» он получил звание Лауреата Премии критики и публики. Бортникова сравнивали с Жераром Филипом.
«На мои спектакли тогда пришел весь бомонд. Меня похлопывал по плечу Ив Монтан, подходили Симона Синьоре, Даниель Даррье. После выступлений звезды посещали нас на фуршетах и приемах в посольстве. А с Аленом Делоном мы как-то встретились наедине в ресторанчике «Бильбоке». Все это меня не остановило, я все же вернулся в Союз…»
Вернулся в Союз, хотя французы предлагали остаться, соблазняя мировыми гастролями.
Бортникову и в Союзе, пока, открывались возможности грандиозные.
Завадский в актере души не чаял. Он пробил Геннадию спектакль-соло «Глазами клоуна» по Генриху Беллю. Актер, поющий по ходу действия зонги, стал событием.
А ведь кроме того Бортников играл Раскольникова в «Петербургских сновидениях», Смердякова в «Братьях Карамазовых», Дон Карлоса.
В кино же Бортников оказался невостребованным.
Как сказал актер схожих физических данных Игорь Старыгин:
«…ему нельзя было играть бригадира совхоза или слесаря. Может быть, поэтому его не очень-то жаловали в кино»
Впрочем, широкий зритель может вспомнить Бортникова по фильму «Наш дом», где он сыграл теряющего профессию пианиста.
Прекрасные времена Бортникова кончились, когда один за другим стали уходить корифеи театра Моссовета. Со смертью в 1977 году Завадского стало совсем уж тяжело.
«Я стал получать только главные роли, публика неистовствовала, и вот тогда заговорили о моем скандальном характере, обособленности, самовлюбленности. Мне кажется, зрителей это только подогревало. И официоз с этим мирился. А то, что я сам плевал на все тычки и затрещины — это не нравилось никому. После смерти Завадского, чей авторитет был мне надежной защитой, из репертуара стали вылетать лучшие мои роли. Спектакль «Царствие земное» по Тенесси Уильямсу исчез с афиши, не успев стать достоянием широкой публики. Да что там Уильямс! Невинный и чистый спектакль «Глазами клоуна» по произведению немецкого писателя-антифашиста Генриха Белля наша достопочтенная критика поливала грязью так, что до сих пор читать стыдно».
Проблема Бортникова состояла не только в уходе режиссера-единомышленника. Найти своего режиссера трудно, но еще труднее изжить собственные комплексы.
Принадлежавший к нетрадиционной сексуальной ориентации Бортников отчаянно «молодился», не в силах сделать скачок на возрастные роли. Он заявлял прямым текстом: «Я не представляю себе, как мне играть старика». В результате, очень часто в последние годы выглядел на сцене нелепым, напомаженным, пошло-ярким.
Старость встретил в полном одиночестве.
Как сам признавался:
«Иногда задаю себе вопрос: может, я просто не встретил своего человека? С первого дня моего появления на сцене я сразу окунулся в безумный успех. Меня душили щедрыми подношениями. Но я никому не верил. Я понимал, почему людей тянуло ко мне, как мотыльков на яркий свет. Сомнения обрубали мне крылья. Я все подвергал сомнению. «Не-е-ет, – думал, – со мной это не пройдет. Ты хочешь закрутить отношения только потому, что я звезда. Это все отравило. Хотелось одиночества, уединения. Пусть я буду один, но зато не обманутый, не преданный»
Последнее время в театре им. Моссовета Бортников выходил на сцену всего в двух спектаклях: «Прихоти любви, или Капризы Марианны» и «Муж, жена и любовник».
«Муж, жена и любовник» в память Геннадия Бортникова идет на сцене его театра до сих пор.
